Ко дню рождения Иммануила Канта
Что подвигло немецкого философа к попытке осмыслить чудовищность Лиссабонского землетрясения и цунами 1755 года?
Подходит к концу 1755 год — один из самых успешных в череде лет одного процветающего государства. Располагаясь на узкой полоске Пиренейского полуострова, эта «золушка Европы», как называл Португалию Стефан Цвейг, с населением, едва превышавшим полтора миллиона человек, сумела с большой выгодой использовать свое географическое положение. Начав с прокладки морского пути вокруг Африки для доставки в Европу индийских драгоценностей и пряностей с Молуккских островов, она уже к середине XVI века стала великой морской державой, первооткрывателем всего восточного полушария. Превратив свою столицу во входные ворота для товаров со всего мира, Португалия стала главной таможней Европы и на равных разговаривала с такими европейскими грандами, как Италия, Франция, Германия.
В середине XVIII века Лиссабон был не только, по сути, главным морским портом Европы, но и четвертым по величине (после Лондона, Парижа и Неаполя) европейским городом с населением около 275 тыс. человек. Этот процветающий и по-настоящему красивый город раскинул свои улицы и кварталы на холмистых склонах правого берега реки Тежу. Среди европейцев была популярной поговорка: «Кто не видел Лиссабона, тот не видел красоты» (Qui no ha visto Lisboa non ha visto cosa boa).
Выгодное географическое положение Лиссабона играло важнейшую роль в развитии города и всей Португалии. Город разместился в устье Тежу, которое является великолепной и хорошо защищенной гаванью для судов. В этом отношении Лиссабон имел неоспоримые преимущества перед Кадисом — главным испанским портом на Атлантике, гавань которого была значительно менее удобна, ее низкие отлогие берега плохо защищали от зимних атлантических штормов. Тежу как главная водная артерия Пиренейского полуострова обеспечивала Лиссабону и отличную связь с Толедо, важным экономическим и торговым центром Испании, которая вместе с Португалией делила в XVI–XVII веках контроль над всем остальным миром.
Но ни богатство, ни защищенная гавань не смогли уберечь блестящую португальскую столицу от стихийного бедствия, которое обрушилось на город праздничным осенним утром 1 ноября 1755 года.
Социальные потрясения, например, эпидемии, войны и экономические кризисы, и даже такие природные бедствия, как бури и наводнения, обычно имеют какие-то признаки надвигающейся катастрофы, пусть слабые и малозаметные. Однако сильное землетрясение всегда внезапно. Начинаясь неожиданно, оно разрывает время для попавших в него людей, городов и даже целых государств на «до» и «после». Так было во времена античности, так есть сейчас, несмотря на все успехи сейсмологии, специальные государственные программы по прогнозу землетрясений и тысячи разнообразных датчиков и приборов, работающих в сейсмически активных областях.
Социальные потрясения, например, эпидемии, войны и экономические кризисы, и даже такие природные бедствия, как бури и наводнения, обычно имеют какие-то признаки надвигающейся катастрофы, пусть слабые и малозаметные. Однако сильное землетрясение всегда внезапно. Начинаясь неожиданно, оно разрывает время для попавших в него людей, городов и даже целых государств на «до» и «после». Так было во времена античности, так есть сейчас, несмотря на все успехи сейсмологии, специальные государственные программы по прогнозу землетрясений и тысячи разнообразных датчиков и приборов, работающих в сейсмически активных областях.
В Лиссабоне землетрясение началось около половины десятого утра по местному времени. Земля содрогнулась, послышался глухой, мощный гул, временами похожий на раскаты грома. Колебания почвы, вначале небольшие, в виде мелкой дрожи, быстро нарастали, в домах начали падать предметы, людям стало трудно держаться на ногах.
К началу службы все церкви города были забиты: люди толпились и в боковых нефах храмов, и на их ступеньках. Священники облачились в белые ризы по случаю праздника. Лиссабонское солнце, обычно наглое и палящее, целомудренно заглядывало в храмы сквозь цветные витражи. Свечи на алтаре, осознавая важность своей миссии, едва слышно потрескивали, их пламя колыхалось. Воздух был заряжен дыханием тысяч молящихся. Было около 9.20 утра.
К началу службы все церкви города были забиты: люди толпились и в боковых нефах храмов, и на их ступеньках. Священники облачились в белые ризы по случаю праздника. Лиссабонское солнце, обычно наглое и палящее, целомудренно заглядывало в храмы сквозь цветные витражи. Свечи на алтаре, осознавая важность своей миссии, едва слышно потрескивали, их пламя колыхалось. Воздух был заряжен дыханием тысяч молящихся. Было около 9.20 утра.
Почти одновременно церковные хоры в разных частях Лиссабона мелодично затянули: Gaudeamus omnes in Domino, diem festum… Вдруг пламя свечей покачнулось. Еще раз и еще. Кто-то схватился за стоявшую спереди скамью, послышались шепот и вскрики. Толчки не прекращались. И тут свечи начали опрокидываться. Вспыхнули бумажные цветы, загорелись алтарные покровы. Статуи святых последовали примеру свечей: они спустились со своих пьедесталов прямо в толпу. Казалось, камни вековых церквей ожили, чтобы упасть на головы несчастных. В возникшей суматохе едва ли кто-то заметил, что колокола церквей зазвонили — так велика была сила первого подземного толчка. Назвать паникой то, что наступило за этим, нельзя. Это не было паникой. Это был апокалипсис.
Большинству жителей, хорошо знакомых с библейскими преданиями, стало казаться, что наступил предсказанный в «Апокалипсисе» конец света. Всякий старался спастись сам, забыв в эти страшные минуты про самых близких людей, детей, родителей, «самых верных жен». Как отмечает португальский писатель и историк Р. Товареш (2009) в книге, посвященной Лиссабонскому землетрясению, тема «непомерного себялюбия» стала впоследствии предметом длительного обсуждения, печатного и публичного, поскольку внезапно наступившая катастрофа «обнажила человеческую сущность, показав истинную цену притязаний на добродетель и милосердие».
Полная внезапность катастрофы, исключившая какую-либо возможность оценки ситуации и подготовки к ней, заставила людей действовать в соответствии с глубоко заложенными в человеческую природу инстинктами и подсознательными рефлексами. По словам Товареша, «именно в этом кроется безжалостная правдивость землетрясения: оно обнажает сущность людей, лишившихся своего контекста, своей культуры».
По иронии судьбы большинство зданий на Руа Формоза (Красивая улица), где располагались публичные дома Лиссабона, почти не пострадали, как и их обитательницы. На фоне тысяч погибших в храмах прихожан этот получивший широкую известность факт очень смутил сторонников благочестия и стал одним из центральных пунктов возникшей во всей просвещенной Европе дискуссии о «жестокости» или «благости» Бога.
Сказать, что лиссабонская трагедия стала величайшим потрясением для Европы, — не сказать ничего. Фактически это землетрясение изменило не только ход истории (что, в частности, выразилось в ослаблении католической лиги мира), но и менталитет европейцев. Изменения, как это часто бывает, начались со склонной к мышлению части общества. В эпоху Просвещения такой частью были философы (а поскольку в Европе как раз вовсю развивалось газетопечатание, каждый печатный листок, пестревший новыми подробностями трагедии, регулярно поставлял им свежую информацию для дебатов).
Первым деянием Бога возмутился Вольтер. «Посмеете ль сказать, скорбя о жертвах сами: Бог отомщен, их смерть предрешена грехами?» — вопрошал оппозиционный философ в поэме «На гибель Лиссабона». Вопросами задавался и, например, Руссо.
Лиссабонская катастрофа заставила европейских ученых обратить внимание на поиск физических механизмов этого природного явления. Уже в 1760 году появилась книга английского естествоиспытателя и геолога Д. Митчелла «Предположения о причинах возникновения землетрясений и наблюдения за этим феноменом». Базируясь на достижениях механики того времени, он пришел к правильному выводу, что причиной колебаний почвы при землетрясении является прохождение упругих волн, «вызванных движением пород, находящихся в милях под поверхностью земли».
Лиссабонская катастрофа заставила европейских ученых обратить внимание на поиск физических механизмов этого природного явления. Уже в 1760 году появилась книга английского естествоиспытателя и геолога Д. Митчелла «Предположения о причинах возникновения землетрясений и наблюдения за этим феноменом». Базируясь на достижениях механики того времени, он пришел к правильному выводу, что причиной колебаний почвы при землетрясении является прохождение упругих волн, «вызванных движением пород, находящихся в милях под поверхностью земли».
Землетрясение и связанные с ним события произвели глубокое воздействие на молодого И. Канта. Он опубликовал три текста о Лиссабонском землетрясении. В молодости философ, зачарованный этим событием, собрал всю доступную ему информацию и использовал её для создания теории о причинах землетрясения. Кант полагал, что землетрясения происходят в результате обрушения огромных подземных пустот, заполненных горючими газами. Будучи ошибочной, эта концепция всё же стала одной из первых естественнонаучных теорий, объяснявших природные процессы естественными, а не сверхъестественными, причинами. Результатом размышлений молодого Канта стало утверждение, что людские беды не служат достаточным основанием для негативной оценки созданного Богом, а причиной стихийных бедствий являются геологические процессы, что положило начало научной географии и, безусловно, сейсмологии.
Португалия навсегда потеряла свое экономическое могущество, оказавшись на галерке европейской жизни. Но, пожалуй, это не самое важное. Куда важнее то, что вместе с лиссабонскими церквями дал трещину и христианский мир. Фактически 1 ноября 1755 года на свет появился атеизм в том виде, в котором мы наблюдаем его сейчас, в нашу постхристианскую эпоху.
По материалам
статьи Вячеслава Гусякова «Потрясение Европы»
журнала «НАУКА ИЗ ПЕРВЫХ РУК»
Середина XVIII века была по истине переломным моментом и для немецкой философии. Именно тогда появились выдающиеся ученые умы, чьи идеи изменили взгляд на философию идеального объективизма и субъективизма. Иммануила Канта по праву считают крупнейшим мировым светилом философии после Аристотеля и Платона. Его труды широко известны. А между тем, он был просто человеком, со свойственными многим слабостями, радостями и правилами жизни.
Иммануил Кант
Именно об этой стороне личности Канта творческий союз Евгения Морозова и Евгения Спивакова рассказали в видеофильме «Иммануил Кант» из цикла «История в людях», в котором приняли участие профессор кафедры философии БФУ им. И. Канта Леонард Александрович Калинников, преподаватель Калининградского филиала МУМ (Международного университета в Москве) Владислав Фролов и сотрудники музея И. Канта Кафедрального собора.
В фильме использованы фрагменты из х/ф «Последние дни Иммануила Канта»,
режиссёр Филипп Коллин 1994 г.
В фильме использованы фрагменты из х/ф «Последние дни Иммануила Канта»,
режиссёр Филипп Коллин 1994 г.
Связаться с нами
Телефон: +7 950 67 67 260
Почта: emma.basova@yandex.ru
Почта: emma.basova@yandex.ru
